Ser9ey про Эрн: Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение (Философия, Биографии и Мемуары) 26 02
Философская биография «Сковорода. Жизнь и учение» Владимира Эрна интересна, как свидетельство человека эмоционального, страдающего, искренне верующего - христианина, (он был лютеранином по вероисповеданию, но опирался в своем религиозном мироощущению на святоотеческую православную литературу), нашедшего у Сковороды родственные себе «страдательные» черты его характера. «Сковорода мне рисуется как характер трагический, волею благосклонной судьбы нашедший исход. Сковорода пережил и нашел светлый очищающий катарзис, но характер и подлинность исхода нам станут ясны, если мы сможем заглянуть, в то из чего вышел Сковорода, в то, что с некоторым преувеличением можно назвать подпольем Сковороды, или лучше темной, стихийно-природной, хаотической основой его характера.»
Эрн по своему воспринял Гр.Сав., как каждый талантливый мыслитель воспринимает другого. Он увидел и то, что было у Сковороды и, возможно. прибавив от своего мироощущения, придав ему несвойственные черты характера, но показавшиеся Эрну. Такова сила влияния мудреца, что он и самые беспокойные головы умиротворяет, дает возможность найти себя в веселии духа. В.Ерн попробовал сквозь «подлые словца» увидеть в трактатах Сковороды истину, и так как он владел уникальной философской проницательностью находить родственных себе мыслителей, то понял его, несмотря на свои ортодоксально православные взгляды - один талантивый мыситель понял другого.
Самое приятное в его книге о Сковороде, что написаная сто лет назад она побывала в самых лучших руках творческой интеллигенции - Булгаков, Вишня, Курбас, вспоминает о ней в подтексте в биографической книге «Сковорода» И. Драч. Я думаю за эти последних почти сто лет (изд. в 1912 г.) все мало - мальски внимательные сторонники Гр. Сав. сумели прочитать это редкое издание (имеется и в Харьковской публичной Библиотеке им. Короленко); я читал там до того, как купил новое.
Восприятие исследования Эрна со времени его написания имело больше скрытое влияние, доступное только специалистам. Оно вышло к людям с новыми изданиями и оценено уже в постперестроечное время, как расцвет русской мысли. С новым изданием «Григорий Сковорода. Жизнь и учение» Владимира Эрна круг почитателей Григория Савича значительно расширился.
Работа Эрна проникнута эмоциональным вдумчивым отношением к великому старчику. Эрн крупный христианский философ, его воззрения проникнуты искренностью. Другое дело, что выводы он делает свои. Но у каждого почитателя свой Сковорода, этим он и ценен. Даже петербуржский интеллектуал, воспитанный на литературе эллинов и имеющий огромную эрудицию западной философии нашел себя в Сковороде во времена когда о нем мало кто слышал.
Закономерность: великие не имеют времен, великие всегда друг друга находят -Толстой, Федоров (не он ли посоветовал купить рукописи Сковороды для Румянцевской Библиотеки будучи её библиотекарем?).
В.Эрн наверно самый проницательный поисковик сродственных себе философских душ, говорит о Сковороде, как о самородке, но отрывая от современной ему среды обитани, о близости Сковороды с земляками у Эрна нет и в помине, эти проблемы его не интересовали. Эрн, как бы посадил Сковороду в пробирку и очистил от влияний - результат получился интересный, хотя возможно и не правомерный.
Книга философа о жизни Сковороды написана прежде всего с точки зрения православного человека. От остальных философов серебряного века русского ренессанса начала 20 в. автор отличается духовным чутьем и имеет сродство души со Сковородой, потому его мнение ценно. Даже критические высказывания Эрна, в трактовке идей мудреца, важнее достоинств иных исследователей, как взгляд непредвзятого (даже слишком иногда непредвзятого) мыслителя на столь далекого ему по времени, но близкого по духу старчика, и, что самое важное, он пристрастен, неравнодушен к Сковороде: «простонародная речь базарной хаотичностью врывается в диафрамбически-восторженный, приподнятый тон изложения, и иератическая таинственность сменяется рассудочной силой какой ни будь басенки. В мышлении Сковороды глубоком и страстном, устремленном на извечную тайну жизни, есть елементы дурного провинциализма; а в его жизни, сосредоточенной, мудрой, праведной, дают о себе знать неукрощенные капли казацкой крови, бурлящей, тоскующей, упрямой и хаотичной.» Но Эрн сам относится к дерзновению имущим и поэтому терпим к «чудачествам» великого старчика.
У Владимира Эрна, уже в то время, (на момент написания книги) был молодой, но окрепший в полемиках ум, взращенный наследием святоотеческой литературы, от св. Сергия Радонежского до Серафима Саровского. Основной вывод Эрна - жизнь и учение Сковороды не противоречит православию. И поэтому не несет «опасности в чтении» (Ск.) для православного человека.
В диалогах Сковороды действующие лица - это глубоко верующие люди:
«Григорій. Удивительный человeк! Так бог, по твоему опредeленію, есть не милосердный?
Ермолай. Для чего?
Григорій. Для того, что затворил им путь к сему, чего ты желаешь так, как надежной твари щастія.
Ермолай. Так до чего ж мы теперь договорились?
Григорій. До того, что или ты с твоим желаніем глуп, или господь не милосердный.
Ермолай. Не дай бог сего говорить.»
С нерелигиозными людьми Сковорода диалога не ведет - только человеколюбные души.
В. Эрн о Сковороде - это вообще оригинальное явление: не имея ни малейшего понятия об исторической основе Слобожанщины и корнях питавших творчество Сковороды, Эрн произвел анализ его философии и объявил «первым русским философом». «Поистине достойно великого удивления что сын грубой кзацкой среды становится, быть может, образованнейшим руским человеком XVII столетия, что перелетая подобно гениальному Эригене, века и пространства, Сковорода сквозь трескучий шу торжествующего рационализма XVIII столетия чутко различает затишшую мудрость античности и восточнохристианского умозрения.»
Еще очень эффектное доказательство жизненности Сковороды - влияния его идей на Льва Толстого; с неприятием им многих и многих великих мыслителей, о Сковороде он отзывается восторженно.
Благожелательно настроенный Эрн отмечал, что Сковорода ни с кем не полемизировал и писал только для родственных душ. Сам Эрн был страстный полемист, но тем не менее в недостаток Сковороде этого не ставил.
В Эрну, чтобы стать великим философом не хватило чувства юмора. Это и помешало ему понять «грубости» - тоесть народные пословицы, прибаутки – Сковороды: сковородиновский смех он объявил чудачеством, странным и дурным вкусом – «какой может быть смех в переходный период?!.»(Ильф) .Блеск мысли у него соседствует с догматическими недоумениями, правда в православном духе, что ценно для понимания Сковороды православным человеком. Он оригинальный и честный мыслитель, искренний в своих выводах, опирающийся на святоотеческую литературу, вдохновляющийся ей. Влияние западноевропейской философии эрудировано им освоено, и глубоко продумано. Критика прагматизма Эрном актуальна и сейчас, когда во многом увиделась бессмысленность надежд людей на благополучие материальное, не говоря уже о духовном. «С научно техническим прогрессом человек остался так же слаб и растерян, как и тысячу лет назад ожидая конца света. Потребность в вере неизбывна и исходит из внутренней потребности человека в спокойствии души и веселии сердца.
Эрн не делает разницы между творческим импульсом «потому что писалось» побуждающим писать и целью для чего пишется. Для него существовала страсть к истине как существо жизни, а не чувство долга перед народом, которому пишешь, когда имеет значение и форма, и язык (родной) на котором пишешь и исторические корни и национальный характер души – та самая «дурная»(!?) наследственность. И только позднее он осознал это в военных статьях о Первой мировой войне.
В.Эрн так и не понял, что Сковорода прежде всего, стремился приобщить земляков к духовному миру, а не к «своим рыданиям» .Это симптоматично для всей философии и миросозерцания Эрна как представителя интеллигенции начала 20 века, далеко оторвавшегося от народных корней и единственно сохранившего веру отцов, что и сберегло его личность от растворения в философских …измах.
Помимо всего прочего философская биография «Сковорода» Эрна хороша тем, что книга написана и продумана глубоко религиозным человеком. Эрн затронул все аспекты православия отраженные или нет Сковородой. Эрн был, прежде всего, воспитан на святоотеческой литературе, почитая святых (от этого его некоторая экзальтированность стиля) у них, в основном, он черпал творческий потенциал, хотя широта взглядов у него не связывалась с глубиной прозрений. Он восхищался путешественником философом монахом Владимиром Печориным, биография которого пригодилась ему в назидание.
В. Ерн в биографии Сковороды, к счастью, не сумел подмять личные наблюдения под свою теорию Логоса. Логос у Ерна возможно и профессиональное построение, но это абстрактное построение и православному человеку ничего не дает. Напротив Сковорода с его самопознанием интересен обаянием своей личности, которая делает интересными все его проблемы; прежде всего, чувствуется к нему доверие - потом наука. Выбор учителя осуществляется, человеческой симпатией, душевной близостью, поэтому аудитория Сковороды всегда будет ограничиваться сродными с ним личностями.«Природа и сродность значит врожденное божіе благоволеніе и тайный его закон, всю тварь управляющій;» Одна только личность Христа доступна всем.
В. Эрн не пытался уяснить - что самопознание значит для Сковороды, считая его неизменным понятием и для 18 и для 20 века. Самопознание Гр.Сав. это не столько Я, сколько осознание невидимого мира, безначальной истины прорастающей в каждом человеке снова и снова, в его поступках и в его жизни. «Приучи себя до того, чтобы ежедневно через глаза или уши попадало в твою душу что-либо не только из святого письма, но и то, что увидишь и услышишь из случайных событий, пережевывай, размалывай и, насколько можешь, превращай в потребительский и спасительный сок.» Это для Гр.Сав. не самокопание в своих пристрастиях, а поиск себя в мире, ощущение душевного равновесия и гармонического сосуществования с природой. Это понятие есть ключ ко всему восприятию Сковороды; понять мировоззрение казака 18 века тогда и придет понимание мудреца. Хотя, во всех людях есть общее начало, иначе взаимопонимания не было бы вовсе.